У молодой женщины всё в жизни идёт наперекосяк. Она чувствует, что начинает сходить с ума. Размышляя о своих проблемах, она приходит к выводу, что причина заключается в отце. Проблемы собственные и отцовские кажутся ей принципиально одинаковыми, и она ощущает, что оказалась в заколдованном круге. У отца зависимость от алкоголя. У дочери зависимость от еды.
На вес женщины это пока ощутимо не повлияло, зато повлияло на кожу лица. Она выглядит гораздо старше своих лет. Это видно каждому, но никто не догадывается, каким мучениям она подвергает себя ради внешности. Она согласна, что ест не для того, чтобы питать тело, а для того, чтобы обрести душевный покой. Согласна и с тем, что душевный покой достигается работой, общением, реализацией целей, она же всё это заменила едой.
Налицо настоящая зависимость. Зависимость прежде всего от внушённого ей абсолютно правильного образа мыслей, не позволяющего отступать ни на шаг от заученных истин.
Если процесс работы либо реализация цели не дают душевного покоя, то по логике человек должен бы задуматься, в чём причина. Во мне или в самой идее?
Ей хорошо только тогда, когда она ест. После еды ей опять становится плохо. Стоит ей запретить себе есть, как начинаются такие мучения, что жить не хочется. Она понимает, что следовало бы заняться систематическим высвобождением стрессов, но при таких мучениях она на это не способна. Ей кажется, будто в ней сидит некое существо, которое управляет её жизнью и вынуждает делать то, чего она сама не желает. Однажды ей даже прописали какое-то успокоительное средство, но, попринимав его несколько дней, она почувствовала, что её словно раздирают на части две противоборствующие силы, и она выбросила лекарство из страха сойти с ума. Затем отправилась в магазин, накупила гору продуктов, смела их в один присест и успокоилась.
Она понимает, что за безумным аппетитом скрываются страхи, непомерная требовательность, тоска, паника, отвращение ко всякого рода работе, необъяснимая антипатия ко всему, но заняться всем этим нет сил. Несколько месяцев тому назад она мобилизовала все свои силы и проголодала в течение 27 дней, однако ничего не изменилось. Вернее говоря, всё стало ещё хуже. Никто из близких её проблему не понимает и понимать не желает.
Вторая проблема заключается в том, что женщина не может простить свою мать, которая является для неё источником постоянных стрессов. Мать неустанно твердит, что дочь ничего не добилась в жизни. Мать способна выдавать такое, что дочь покрывается холодным потом и чувствует, что силы покидают её. Сил хватает лишь на то, чтобы подойти к холодильнику. Походы дочери к холодильнику воспринимаются матерью как издёвка. У матери такое ощущение, будто дочь хочет нарочно растолстеть ей в пику. Допустить такого мать не может, поскольку детей после развода она растила одна и все надежды возлагала именно на дочь.
Желая вылепить из дочери нечто, но не имея представления о своей цели, мать своими упрёками постоянно изводит душу ребёнка. В своей сверхтребовательности мать не ведает милосердия, подчёркивая, что сама она в жизни преуспела, невзирая на трудности, и что дочь обязана достичь большего. Выбрав для дочери специальность, при которой необходимо обладать тонкой костью и гибкой фигурой, мать не учла того, что у отца ребёнка кость широкая. Стерев мужа из памяти начисто, она требует, чтобы дети сделали то же самое. Это всё равно что отсечь у ребёнка одну его половину.
Энергетически это уже произошло, поскольку дочернее чувство долга перед матерью вынуждает её потрафить матери. Но выбросить из сердца отца она не в состоянии. Она любит этого пьяницу — своего отца. Жизненная сила дочери идёт на убыль, потому что в ней происходит постоянная незримая борьба между хорошей матерью и плохим отцом. Будучи в депрессии, она ощущает это особенно остро, хотя и не понимает, в чём дело. Стоит кому-то заговорить о том, что хорошее всегда побеждает плохое, как дочь продирает озноб, и она опять набрасывается на еду. Непомерный страх, что ей не выстоять, он же страх смерти, уравновешивается таким образом непомерным желанием жить, находящим своё выражение в непомерном аппетите. Это своего рода протест против матери, который та ощущает и недовольство которым выражает словами.
Вероятно, Вы поняли, что вторая из названных проблем по своей важности должна стоять на первом месте. Желание матери сделать из своего ребёнка человека, и человека незаурядного, превратило дочь в безпомощную манипулируемую обжору. Дочь осознала, что выбрала не ту профессию, чем доводит мать до отчаяния. Дочь желает выучиться специальности, которая по душе ей самой, однако финансировать учёбу придётся матери. Как мать, так и дочь желают добиться друг у друга понимания, однако себя не понимает ни та, ни другая. Для дочери единственной надеждой является новая цель в жизни, но она боится не успеть — растолстеет, как боров, и все её планы пойдут насмарку.
Дочь знает, что сможет обрести себя, однако ей не удаётся изменить мать. Ей известно, что все, и особенно мать, относятся к ней как к ленивой никчемной иждивенке, живущей на материнские деньги и объедающейся деликатесами. Когда поднимается эта тема, женщина бледнеет, и её лицо покрывается бисеринками пота. Её лицо выражает трагизм. Трагизм из-за того, что не удаётся изменить мать. В этом и заключается причина её обжорства.
Данный пример приведён для иллюстрации проблем верха живота, но он также иллюстрирует проблемы средней части живота. В срединной части живота расположена тонкая кишка, которая соотносится с матерью и материнскими делами. Мать, которая не принимает от ребёнка того, что он может ей дать, а требует того, что ей угодно, уподобляется тонкой кишке, которая не усваивает из предлагаемой ей ребёнком пищи того, что в пище содержится. Она хочет чего-то большего и прекрасного.
Это означает, что мать перестаёт быть женщиной, чья земная жизнь призвана начинаться с мелочей, а тонкая кишка ребёнка перестаёт быть тонкой кишкой, функция которой заключается в извлечении из пищи разных разностей, определяющих качество жизни. Мать желает иметь нечто большее и прекрасное, и ребёнок, желающий быть матери по нраву, преподносит ей себя — большого и толстого. Видит ли мать в этом красоту, речь сейчас не о том.
Манипулирование сознанием может произвести прямо противоположный эффект, в зависимости от специфики знаний. Поскольку окружающий мир является к ребёнку через мать, материнские воззрения имеют определяющее значение. В приведённом выше примере речь шла о женщине, по воле матери вынужденной быть тонкой, как травинка, чтобы пробиться в жизни. Манипулирование этим знанием вызвало у ребёнка нездоровый аппетит. Другая же мать, для которой толстый ребёнок — красивый ребёнок, заставляет ребёнка есть и доводит его до анорексии. Либо до душевного заболевания.
Особенно трудной является ситуация, когда ребёнок растёт без отца, который призвал бы мать к порядку.
Манипулирование человеческим сознанием, т. е. внушаемыми человеку знаниями, являет собой духовную жестокость. К её орудиям относятся запугивание, угрозы и задабривание.
Запугивают для того, чтобы брать.
Угрожают для того, чтобы брать.
Задабривают для того, чтобы брать.
Брать то, чего желают, будь то духовное, душевное или материальное. И ребёнка, и взрослого можно запугать тем, что ему не достанется хорошее либо достанется плохое, если он не сделает так, как от него требуется. Можно запугивать и тем, что своим непослушанием он сделает плохо другим, например, своей сверх любящей матери. Встречаются матери, которые заявляют, мол, не станешь есть, тогда мама заболеет или умрёт. Даже если это произносится один-единственный раз, над ребёнком совершается духовное насилие.
Если ребёнок со страху принимается глотать пищу, то этим приёмом будут пользоваться и впредь. Если же мамашу одёрнуть, мол, что ты вытворяешь с ребёнком, в ответ тут же слышится: «Я ничего плохого ему не сделала». Ведь цель заключалась в том, чтобы любой ценой заставить ребёнка есть. Слова же и мысли поступками считать не принято.
Нет числа тем запугиваниям, которые способны выдумать родители с шизофреническим складом ума. Таковой свойствен людям, которые желают только хорошего. Если запугиваниями дух не сломить, прибегают к угрозам. Схема одна и та же: сделаешь плохо себе либо сделаешь плохо другим. Особенно эффективна угроза рассказать или показать всем, какой ты плохой. Когда к такому наказанию прибегают по пустяковому поводу, у человека с затравленной душой может возникнуть душевное расстройство, особенно у ребёнка и подростка. А между тем виновный в болезни родитель расхаживает с ангельским видом, сетуя на свою беду.
Он не понимает, что его поведение — это психотерроризм.
Психотеррорист никогда не признает своих ошибок. Для своего поведения у него всегда находится убедительное обоснование и оправдание.
Чем больше человек, манипулирующий другими, добивается своего, тем больше он считает себя вправе требовать. Если, к примеру, врач не сумел в мгновение ока излечить его дорогое чадо, он пускает в ход устрашение, угрозы либо задабривание. Либо всё вперемешку. Его благие желания столь логичны и, взятые по отдельности, столь естественны, что ему удаётся одурачивать многих людей в течение длительного времени, пока те не распознают его сущность. У кого более слабая нервная система, тех он обычно вгоняет в духовную могилу. Как у манипулирующего, так и у манипулируемого пищеварительный тракт не в порядке, и исключений не бывает.
Чем больше родители запугивают своего ребёнка, угрожают ему либо задабривают во имя благородной цели, тем серьёзнее у ребёнка проблемы с аппетитом, т. е. со вкусом к жизни. Кто не желает жить, тот перестаёт есть. Кто, несмотря ни на что, очень сильно желает жить, тот становится обжорой. И в том и в другом случае родители недовольны.
Ребёнок, старающийся угодить родителям-манипуляторам, превращается в душевнобольного. Ребёнок, протестующий против родительской воли, заболевает физически.
Повезёт ли ребёнку заболеть физически, зависит от отца. Напомню, что отец является энергетическим духом, который напрямую созидает материальный уровень. Если отец поступает как ему вздумается — зарабатывает сколь угодно нелестную репутацию плохого мужа и отца, но при этом не подчиняется духовному прессингу со стороны жены, то душевное расстройство минует ребёнка.
Но если отец желает доказать, что он хороший отец, то он неизбежно начинает ребёнком манипулировать. Иными словами, отец ломает дух ребёнка, а значит, ломает себя в ребёнке.
Если хорошие матери запугивают, угрожают и задабривают, то хорошие отцы задабривают, запугивают и угрожают. Очерёдность тактических приёмов определяет последствие. Задабривание, которое не даёт эффекта, доводит человека до отчаяния гораздо быстрее, чем запугивание или угрозы. Отчаяние, испытываемое хорошим отцом из-за ребёнка, может спровоцировать у ребёнка душевное заболевание. Но если тот же отец обращается с ребёнком сурово, ребёнок не заболевает душевной болезнью.
Желание подчинить человека своей воле весьма изобретательно. Одним из наиболее надёжных приёмов, а потому особенно опасных, является духовный прессинг с целью вызвать жалость. Жалость приводит к безсилию. Когда духовная сила, она же сила, помогающая оставаться человеком, перерождается в духовное безсилие, наступает духовный надлом. Мало кто способен вновь выпрямиться в полный рост, не изменяя при этом окружающей среды. Среда, именуемая домом, сделалась в христианском мире фактором, сдерживающим развитие человека. Поэтому дети и стремятся вырваться из дома всё в более раннем возрасте. Родителей это оскорбляет. Для хороших родителей это позор, и разговор на эту тему является для них табу. Но говорить об этом нужно, причём в полный голос.
Говорить нужно, однако нельзя. Потому что люди боятся людей. Ради домашнего покоя одного крикуна мы не сообщаем сотне или тысяче людей тех знаний, которые могут избавить их и их детей от страданий. Расположенная в верхней части живота селезёнка не является органом пищеварения. Селезёнка хранит и распределяет первичную жизненную энергию. Когда человек живёт по принципу каждому по потребностям, селезёнка у него в порядке. Если ребёнок зачинается с подлинной любовью, которую родители испытывают друг к другу, то результатом их деятельности является полноценная первичная жизненная энергия ребёнка, а значит, и здоровая селезёнка. Она подобна солнцу в животе человека.
Если родители судят каждый о себе либо друг о друге положительно или отрицательно, то и сексом они занимаются соответственно суждениям, отчего над селезёнкой ребёнка сгущаются тучи. Селезёнка начинает вести себя с корыстным расчётом. Она становится потребителем, который надеется на то, что если удастся изменить ближнего, то она обретёт душевный покой. Чем болезненней человек относится к этой проблеме, тем сильнее боль в селезёнке.
Поскольку зачатие ребёнка обычно дело весьма неопределённое, так как большинство родителей не знает, когда именно произошло зачатие, то и боль в селезёнке обычно весьма неопределённая и потому особенно неприятная. Но если родители помнят и в порыве досады, скажем, сожалеют о зачатии, то положение становится более конкретным, как и боль в селезёнке. Если родители в порыве взаимной ненависти проклинают ребёнка и момент его зачатия, то его селезёнка как бы превращается в безчувственную пустоту, выражая собой разрушенную жизненную силу. Она, правда, не болит, но боль была бы предпочтительней, чем то, что ощущает ребёнок.
Мать, которая недовольна собой, недовольна также и мужем, и это отражается в средней части живота ребёнка. Отец, который недоволен собой, недоволен также и женой, и это тоже отражается на средней части живота. Разница состоит в том, что отцовское отношение начинается с позвоночника, на участке средней части живота, и распространяется на стенки живота либо подложечку, соответственно местоположению толстой кишки.
Если Вы желаете решать свои духовные проблемы душевными средствами, это означает, что Вы желаете относиться к другому человеку со всей душой. Всё как будто замечательно, однако результат оказывается прямо противоположным желаемому, потому что целью Вы ставите любовь. Тот, другой, возможно, и желает от Вас хорошего, ждёт, мечтает, вымаливает, просит и т. п., но когда Вы преподносите ему свою большую любовь, её не принимают. Либо принимают, но без удовольствия.
Из-за того, что не удалось переделать того человека своим хорошим, Вы испытываете печаль и жалость к себе, а от этого вверху живота скапливается жидкость. Чем сильнее Вы желаете открыто демонстрировать своё несчастье, тем больше люди замечают Ваш вздутый верх живота. Чем тяжелей у Вас на душе, тем сильнее утяжеляется и низ живота. Если же Вы желаете скрыть своё поражение, то жидкость скапливается в брюшной полости. А от желания отчасти выказать и частично скрыть несчастье жидкость скапливается как в верхней части живота, так и в органах брюшной полости.
Отчего так получается?
Оттого, что большая любовь — это не любовь. Всё, что является большим или малым, относится к обладанию. Любовь всегда принимается. Большая любовь, от бремени которой приходится страдать, отвергается.
Печалиться и плакать способно и животное, и человек. Скопление жидкости вызывается ощущением безпомощности из-за нереализованного желания изменить ближнего и жалостью к себе из-за того, что не добился своего. Желание изменить другого человека духовно либо душевно являет собой материалистическое отношение к жизни. Кто настолько материален, что желает переделать человека путём физического наказания либо путём порабощения, у того в верхней части живота вскоре возникают легко осязаемые последствия. Иными словами, возникают физические болезни.
Когда желают изменить человека мыслями, вверху живота скапливаются газы. ВОЗДУХ То есть духовное обретение оборачивается скоплением газов.
Когда желают изменить человека словами, вверху живота скапливается жидкость. ВОДА То есть душевное обретение оборачивается скоплением жидкости.
Когда желают изменить человека поступками, вверху живота образуется лишняя ткань. ЗЕМЛЯ То есть земное обретение оборачивается ростом земных субстанций.
БОЛЕЗНЬ - ОГОНЬ.
Так и превращается человек в прах с ощущением, что жизнь прожита впустую. Изменяя других, на самом деле человек меняется сам. Самой тяжёлой болезнью верха живота является рак, который указывает на то, сколь много человек страдает сам, пытаясь переделать других. Иными словами, сколь много безсмысленных мучений он уготовил самому себе. То есть насколько он отстал в своем человеческом развитии.