Жизнь начинается с человека, а человек берёт начало со среды, имя которой — семья. Или, точнее, — родители. Не умея быть самими собой, мы зависим от родителей и тогда, когда становимся взрослыми. Вернее, от их характера, а значит, стрессов. Не отдавая себе в том отчёта, мы обрекаем себя на жалкое положение. Перестаём жить собственной жизнью и начинаем жить в мире родительских стрессов.
Неумение и неспособность растолковать родителям собственные потребности оборачиваются неумением и неспособностью растолковать их и всему остальному миру. Вот и получается, что мы являемся на свет усваивать те энергии, сущность которых не сумели понять в предыдущей жизни, а на практике лишь взращиваем их. Раздавленные под их грузом, мы отправляемся на тот свет, и в следующей жизни нам приходится заниматься тем же самым, чтобы довести до конца незавершённое дело. Если и на сей раз не удаётся, мы будем приходить снова и снова, покуда не поймём смысла жизни, покуда не поймём, что наша жизнь определяется не окружающей средой (она может быть какой угодно), а нашим отношением к этой среде. Когда человек осознаёт, что в ближних он видит лишь себя, то у них учится и благодарит Бога, что они есть. Видя их пороки, он счастлив, что ему указывают на его же пороки, и избавляется от них. Он начинает лучше в себе разбираться. Перестаёт считать себя хорошим или плохим и относится к себе просто как к человеку со своими маленькими недостатками, без которых жизнь не имела бы смысла.
Покуда нами это не осознаётся, мы, словно ненормальные, несёмся всё быстрее, выше и дальше и не понимаем, отчего результат оказывается противоположным. Если и добиваемся желаемого, то счастья не испытываем. Что-то приобретая, мы что-то теряем, словно платим пошлину. Зачастую такой пошлиной оказывается здоровье. Стоим в безпомощности перед разбитым корытом, и на глаза невольно наворачиваются слёзы. Нет сил двигаться дальше. Нет сил бороться с жизнью. Мы безпомощны и опечалены.
Напрягая силу воли, мы истощаем свои жизненные силы, но и несмотря на это не добиваемся желаемого. Мы оказываемся в жалком положении. Как иначе назвать положение, когда ребёнок борется с родителями, а родители борются с ребёнком, не понимая того, что это — борьба против себя. Борьба во имя того, чтобы доказать, что виноват не я, а виноват ближний, усиливает чувство вины. Попадая в положение обвиняемого, ребёнок вынужден бороться за свободу.
Кто хоть раз выходил из сражения победителем, тот ведает сладкий вкус победы. Он убедился в собственном превосходстве и желает вновь и вновь испытать это ощущение. Одно сражение с родителями, а за ним второе и третье, а там, глядишь, и сформировался борец за свободу. Борцы за свободу могут бороться за свободу, поскольку их ничто не связывает. Они уже добились свободы от дома и семьи. Поскольку же счастья от этого не обрели, то борются дальше. Борются с жизнью, но не сознают того, что если одержат победу, то это будет означать смерть. Свобода, во имя которой ведётся борьба, и есть смерть, но борцы не знают этого и не хотят знать.
Любая жизненная борьба на деле является борьбой человека с собой, покуда не истребляется жизнь. После каждого сражения борец оплакивает своё жалкое положение и вновь бросается в бой, чтобы его положение усугубилось ещё больше.
После пролитых слёз на душе как будто становится легче, вот только нет желания встать и идти дальше. А может, нет сил? Сразу и не разберёшь. Тело теряет в весе столько, сколько выплакано жидкости. Логично, не так ли? Поскольку тело — зеркало души, то на какое-то время легче делается и на душе. Почему же нет сил двигаться? Потому что не усвоен урок жалости к себе, отчего моментально накатывает былая тяжесть, только усилившаяся во сто крат.
Поскольку все ткани функционально неразрывно между собой связаны, то нарушение одной из них быстро ведёт к нарушению функции одного органа либо участка тела. Далее следует ослабление либо прекращение функции. При распространении проблемы на всё тело человек смертельно заболевает. Это значит, что сожаление из-за мелкой проблемы ослабляет, делает немощным и нежизнеспособным один участок тела. При чрезмерном обобщении той же проблемы ослабляется, затем делается немощным и наконец нежизнеспособным все тело. Человек либо определенная его функция словно пребывают в летаргическом сне и ждут того часа, когда их вновь пробудят к жизни.
В повседневной жизни для образного описания подобного состояния используются такие понятия, как «поникший», «увядший», «подавленный». Часть из этих понятий применяется для описания растений. Растение — это дух. Человеческий дух есть дух более высокого уровня развития. Если человек духовно поник, увял, раздавлен, это непременно выражается и в его теле. Когда дух не может развиваться, расти, возноситься, его именуют падшим. Причиной служит жалость к себе, что истребляет жизненную силу, а значит, любовь.
Если некий орган имеется, но не функционирует, тело продолжает жить. Человек может быть слепым, глухим, лишенным обоняния, неспособным мыслить, безплодным, безполым, обезрученным, обезноженным и т. п., но без сердца ему не обойтись. Пониженная функция жизненно важных органов означает уже начало смерти. Прекращение работоспособности этих органов и есть смерть.
Без сердца не выжить. С безсердечием выжить можно.
Жить безсердечно, т. е. уподобляясь вещи либо автомату, способен тот, кто защищает свои чувства безчувственностью. Кто начинает себя жалеть из-за своей безчувственности, тот обезсилевает точно так же, как и человек, жалеющий себя из-за своей чрезмерной чувствительности.
Жалеть себя можно из-за одной вещи, другой или третьей. Можно жалеть вообще. Это — жалость ради жалости, что может превратиться в стиль жизни, губительный как для плачущего, так и для страдающего от его слёз окружения. Желание однажды всё же выплакаться, чтобы полегчало на душе, превращает человека в борца с жизнью, у которого на душе делается всё тяжелее.
Себя можно жалеть чуть-чуть, а можно очень сильно. Можно жалеть конкретно и вообще. Постоянное поливание слёз по некоей конкретной причине повреждает конкретную ткань, орган либо участок тела. Немного слёз — лёгкое поражение. Много слёз — тяжёлое поражение. Жутко много слёз — полная утрата работоспособности данной ткани, органа либо участка тела, однако из-за этого человек ещё не умирает.
Плаксивому человеку больше всего на свете хочется доказать, что его положение действительно достойно жалости. Испуганный, а потому безпомощный человек рассчитывает таким образом на людскую помощь и поддержку. Во имя этого он способен терпеть какие угодно физические страдания. Нередко человек, терзающийся душевными муками, требует: «Разрежьте меня, тогда убедитесь, что я болен». Поскольку у человека, страдающего от душевных мук, высок порог болевой чувствительности, он может вообще не ощущать физической боли и здорово напугать ухаживающего за ним ближнего, потому что ведёт себя так, словно огромной физической раны и не существует. Человек, испытывающий душевные терзания, продолжает терзаться и тогда, когда наличие у него серьёзной болезни доказано, и ближние поверили этому. Сам же человек считает, что ему всё же не верят.
Почему человек плачет? Потому что не мог либо не может добиться желаемого. Плачет его безпомощность. Поскольку основную часть информации человек получает благодаря зрению, то именно глаза умножают жажду наживы и обречены страдать от жалости человека к себе. Большая часть из того, что человек видит глазами и слышит ушами, ему лично не нужна. Все эти земные вещи нужны ему лишь для того, чтобы мимоходом, между делом духовно усвоить некий урок своей жизни. Стоит ему этого возжелать, как он создаёт из этого для себя проблему. Желать можно всё: духовное, душевное и материальное. Огорчаться можно из-за неимения всего этого, а также себя жалеть. Печаль, она же безсильная злоба, испытываемая человеком из-за невозможности добиться желаемого, подавляется самим человеком и от этого превращается в жалость к себе, которая непременно сказывается на глазах.