Уважаемая доктор Виилма, скажите, пожалуйста, как освободить головной мозг? У меня такое впечатление, что там плотина, которая не позволяет проходить информации в подсознание, мешает мыслительной деятельности, мешает думать.
Можете освобождать свой мозг, а почему не освобождать свои блоки? Теперь я буду грубить. Ну кто пройдёт сюда и изобразит вместе со мной простой рисунок? Ну, идите. Возьмите мел и самым примитивным способом нарисуйте человека. Это человек, стоит ногами на земле, а голова растёт в безконечность. Представляйте теперь, что этот человек обожествляет, обожает только одно — деньги. Значит, этот человек живёт вверх ногами. Нарисуем теперь на этом же рисунке человека вверх ногами. Кто это?
а) Человек, стоящий ногами на земле. б) Человек, живущий «вверх ногами».
То есть этот человек — насекомое. Точнее — муравей. Насекомое — это энергия ничтожества. А ничтожество — очень обязательный человек. Обязательный человек делает только то, что должен. Действует только по команде, а когда вырастет, начинает командовать собой так же, как раньше командовали им. Он не говорит себе: делай то или это. Он это делает оценками. Он знает: надо делать то, что хорошо, и нельзя делать то, что плохо. И только при помощи оценок он и командует собой, а сам — как чучело или как муха на булавке.
Ничтожеством человек становится, когда его вырастят обязательным человеком.
И он будет себя вести как насекомое. Насекомое движется только по прямой линии, видит только цель и не отклоняется от намеченного пути. Хотите проверить? Летом встаньте на пути у муравья. Посмотрите. Если вы думаете как человек, что муравей, чтобы легче было, обойдёт ваш пальцы, то вы ошибаетесь. Он переползёт через ваши пальцы. И родители, которые вырастили себе такое насекомое всегда раздражаются. Они могут быть уже очень старыми ребёнок тоже старый, но родителям кажется, что этот ребё нок без перерыва не даёт им жить. Как насекомое сидит в голове и раздражает. И родители просто не могут не командовать ребёнком. А ребёнок чувствует себя всё более одиноким и вынужденным преодолевать все препятствия в одиночестве.
Один из насекомых, один из ничтожеств — это муравей. Это энергия «маленького» человека. Но так как «маленького» человека быть не может, если мы считаем себя «маленьким» человеком, то мы начинаем доказывать, что мы не «маленькие», и начинаем себя вести как муравей. Если вы посмотрите в муравейник, то увидите, что все муравьи абсолютно одинаковые. Им не нужен командующий потому что они всё равно сделают всё точно одинаково. И потому их стройка действительно полноценная. Но строится муравейник слой за слоем. Всё выше и выше. Муравейники — большие города. Если город хорошо существует, то там люди обходятся без команд — они прислушиваются к общественному мнению и стараются в силу своей обязательности делать только так. И наконец-то всё материализуется, и деньги становятся Богом. Потому что только при помощи денег можно сделать на материальном уровне идеальный порядок. Но мы не муравьи. Однако если человек настолько обожествил деньги, уверен, что может купить и любовь, тогда этот человек настоящий муравей. Зарабатывает только, чтобы оплатить любовь. А женский пол делает всё как будто через свои гениталии, потому что таким образом, заботясь о товарном виде, зарабатывает деньги, используя любовь. И если коротко сказать, то народ уже давным-давно про это говорит: «Если ж... в голове, то голова в ж...» Пять лет назад я жила целый год в Сибири, там это и услышала.
Два месяца назад я была две недели в Канаде, и вот именно из-за такого человека, у которого голова в ж..., потому что ж... в голове. Или, точнее, член в голове. Или, еще точнее, п... в голове. У него высыхание центральной нервной системы, которая действительно высыхает и парализует прогрессирующим образом его физическое тело. Я приехала не из-за этого человека. Меня интересовало его заболевание. Потому что такое заболевание — пока редкий случай. Конечно, оно всегда было. Но как медицинское заболевание, как диагноз его ставят недавно. Диагноз уже ставить умеют. От чего? Не знают. Чем лечить? Не знают. Начали исследования, когда заболел очень известный человек в Америке. А раньше болели маленькие люди, поэтому не исследовали.
Мой пациент и его жена — умные, интеллигентные люди. Но что ни скажешь, на всё — вежливое: «Нет, это нас не касается». Мужчина сразу проявил интерес ко мне, женщине, на тридцать с лишним лет моложе его жены, такого «сухарика», что хуже не бывает. А я — пухленькая, тёпленькая... Я сразу подошла и обняла его. А если человек болен, то осязание — самое важное, что поднимает его на ноги. Как только мужчина начнёт говорить, только откроет рот, жена: «Мы так не думаем. У нас такого стресса нет. Мы масло не кушаем. Мы сало не кушаем. Мы едим здоровую пищу. Каждый день мы слушаем лекции о здоровом питании». А какое здоровое питание?
Я сейчас уделю этой теме немного времени.
Когда я вечером приземлилась в Канаде, меня встретила и привезла к себе одна пара. Интеллигентность этой госпожи была просто невиданная.
На следующее утро зовут меня завтракать. Иду в кухню. Хозяйка говорит, что варит геркулесовую кашу. Странно, кастрюли на плите нет. Ну хорошо, пусть варит. Она второй раз говорит, что готовит кашу. Не вижу, хорошо, пусть готовит. Так как я не реагирую, она рассказывает, какую хорошую кашу варит: там нет ни соли, ни сахара, — и задаёт вопрос: «А вы разве не кушаете кашу?». «Кушаю, но только где же она?». Я поднимаю глаза и вижу — микроволновая печь. Там свет горит. Она рада, что я заметила: она варит кашу. Я, на своё удивление спокойно, взвешивая каждое слово, отвечаю: «Принципиально кушаю, но этот навоз — нет». Вы знаете, это так спокойно было сказано, что она даже не оскорбилась. Я не стала объяснять: если человек не знает или не хочет знать, это его дело.
Что делает микроволновая печь? Я долго не понимала, почему иногда одна пища очень по вкусу, а другой раз где-то кушаешь ту же пищу, ну как тряпку какую-то. И наконец поняла, что это микроволновая печь так действует. Посмотрела, что там происходит. Волна пищи. У пищи разные составляющие: вода, геркулес, соль, сахар и всё, что угодно. У каждого продукта — своя энергетика. А что делает микроволновая печь? Микроволновая печь разрывает это всё, и ваша каша становится неполноценной пищей. У неё нет вкуса. Она даёт калории, но не даёт полноценных минералов, не даёт витаминов — они разрушены.
Вскоре эта хозяйка принесла мясо. Говорит, какое хорошее куриное мясо. Я смотрю, спрашиваю: «Какая курица? Это ведь бедро коровы. Разве у курицы такие ноги могут быть? Да ведь это курица, выращенная на гормонах». А она мне показывает упаковку, где написано: «Здоровая пища». Она приносит готовую еду, ставит в микроволновую печь и ест. И знает — умный человек, — что это здоровая пища. А когда я не верю, она показывает мне упаковку: «Ну смотрите, здесь написано — натуральное». Но я очень многому училась. Смотрю, они едят: кусочек мяса, пол-яйца, полбанана, кусок хлеба. Теперь у них большая беда: они всегда кушают пол-яйца. Нас — трое, значит, три половинки. А куда девать оставшуюся половину? Но я «жертвовала» собой и сказала: «Я съем».
На следующий день проблем не было. Но такая работяга, такая работяга эта женщина. С утра до вечера говорила, какая она работяга. А я ей просто создала массу проблем, потому что теперь она должна была варить кашу на плите. Иначе я не ела. Об этом шла речь с утра до вечера, как только кто-то звонил в дверь. И чтобы работы меньше было, она варила яйца: три яйца одновременно. Сижу за столом, смотрю. Ну хлеб такой сухой, очень большой, помазать бы маслом, но масла нет. Она спрашивает: «Что-то не хватает?» — «Масла как будто». Она говорит: «Мы масло не кушаем. Это очень вредно. А вы кушаете?» Я говорю: «А по лицу не видно?» В следующий раз масло было на столе: маленький кусочек на маленькой тарелочке.
В Америке люди 80—90 лет самым важным считают свой товарный вид. Как я говорю: «Две кости и запах мочи, но это — самое важное». Этот старик, к которому я приехала уже ходить не может, потому что все ткани как тесто. Лицо обвисшее. Говорить не может, потому что двигается только корень языка. Всё ужасно высыхает. Ужаснейшие заболевания. Работает только левая сторона мозга. Есть только ум — умный человек, а мыслить не умеет. И руки дрожат. Я как-то попросила его: «Улыбнитесь». Он говорит: «А что здесь улыбаться?» Он никогда в жизни зря не улыбался. Зато всегда носил улыбающуюся маску. «Keep smiling» — очень хороший человек. Я за ним наблюдала: ничего не слышит, ничего не видит, видит только это масло. Берёт нож и тянется трясущимися руками к этому маслу.
Берёт почти весь кусок, несёт в свою тарелку. А жена-то, как воробей: «Вальтер, мы ведь не кушаем масло». Вальтер несёт своё масло. Когда она уже несколько раз рыкнула, тогда была такая картина. Мужчина сидит, жена с ним рядом, стучит его по плечу: «Вальтер, мы ведь не кушаем масло». И тогда Вальтер наконец-то сказал единственные мужские слова: «Иди в ж...».
Знаете, как много они едят! Я три раза съела всё и уже ушла, занимаюсь своими делами. А они всё едят, едят, едят. Если человек качественно голоден, количественно он очень много кушает. Я не могу так много есть. А вот качество отсутствует — барахло едят. Под названием «натуральное». С сахаром тоже: «Мы сахар не едим». И тогда я думаю: ну к черту, если скажут «вон», у меня обратный билет куплен, так что не страшно, до аэропорта доеду. И тогда я начала говорить...
Сахар — самый важный пищевой продукт вообще. Потому что из сахара организм может получать энергию для своей жизни самым быстрым способом. Особенно важен сахар для центральной нервной системы. Если у вас в организме сахара немножко больше, то нервы хорошо работают, а если меньше, сразу начинается ужасная проблема. И мы можем это подавлять только своими знаниями, как надо и как нельзя. Мы можем так себя обязывать, бить лопатой по башке: надо-надо, нельзя-нельзя, так, что в голове вообще никакого разума не останется.
Если высыхание, что тогда нужно? Две вещи — вода и жир. В теле человека есть разные жиры. Есть такие, какие, возможно, и не нужны, они балласт. Но есть важные, так называемые строительные жиры, которые находятся в оболочке клеток и которые настолько важны, что когда человек умирает от голода, даже тогда тело их не использует. И эти жиры находятся в мозге. Почему так происходит? Потому что важнее умереть человеком, чем остаться в живых. От этого зависит, родимся мы мыслящими в следующей жизни или нет. И если человек начинает соблюдать такую диету, потому что у него единственная идея и цель — иметь товарный вид, тогда эти жиры используются. И так образуется высыхание.
Наша нервная система, как электропроводка, как эти шнуры, где проволока, покрыта оболочкой, чтобы проводящие пути были изолированы. А вот если эта оболочка разрушается, тогда всё нарушается, ничего уже нормально не двигается.
Прошло два-три дня, и я спрашиваю у этого старика: «Что вам кушать больше всего нравится?» К этому времени у него уже шевелился язык, и он сказал: «Масло и сладкое». Значит, человеку самое важное — это необходимость, он тоскует о ней. Не разрешается, потому что мы это не кушаем, потому что мы считаем, что это вредно. Таким людям вредно жить, а не вредно умереть. И вот на улице таких слабоумных людей там можно встретить на каждом шагу. Потому что у них в подсознании так зациклено знание, что хороший тот, кто долго живёт, и хорошее государство то, где очень много старых людей. А что эти старые люди — живые трупы, которые о чём-то разговаривают и что-то помнят только потому, что левое полушарие — ум — работает, а другого ничего нет, это для них неважно. Неважно качество, надо количество.
И тогда я сделала такой вывод: «Будь, что будет». Я освобождаю его и всё это гнездо, даю себе право быть такой, какая я есть. Но моё подсознание ведь должно знать, что нужно. Знаете, хорошо, что я почувствовала, что начинать это можно, когда госпожа ушла, когда мы были наедине с мужчиной. Когда он спросил, почему болеет, я сказала ему первый раз: «Название заболевания — это п... в голове». Он сразу отреагировал: «Да!»
И всё открылось. То есть в чём проблема? У него цель — быть человеком чести. Человек чести, джентльмен, всегда за всё платит. И за любовь обязательно. И чем больше хочет быть джентльменом, тем больше обещает, но, к сожалению, с возрастом кошелёк начинает не наполняться, а уменьшаться. И возникает страх. У него всю жизнь были любовницы. Потому что он женился не на женщине, а на её дипломе, чтобы доказывать, что он лучше, чем вон тот, у кого жена дура. И женщина, которая встретила нас в первый день в аэропорту, шестнадцать лет делала в постели всё, что этот господин хотел. Но захотела большего. Почему?
Вот в Торонто мэр города когда-то в молодости согрешил, и через сорок лет открылось, что у него два сына, которые теперь очнулись и начали требовать большие миллионы. И любовница «моего» старика тоже решила: почему нет? Представляете, скоро умрёт, что с деньгами делать? Детей нет, жена-старуха тоже скоро умрет. А она молодая, ей нужно много. И она делала точно так, как дети мэра: если не дашь денег, тогда все узнают. А это стыд — если теперь все узнают то, что я скрывал. И начали засыхать мозги. Потому что у него ужасные разочарования. Знаете почему? Потому что она так поступила. Я поняла: он всю жизнь ни черта не знал про любовь. Он думал только, что любовь — это постель. И когда мы разговаривали на эту тему, тогда это и открылось. Это ужас для старого человека. Это беда. Беда, в которую мы стремимся быстро-быстро, не понимая, что хотим.
И я начинала говорить на языке грубостей. Просто следила со стороны, что говорю, и удивлялась, что вообще такие слова в моем словаре есть. Я никогда раньше их не употребляла, и сейчас не могу повторить. В тот момент это было жизненно важно, была такая необходимость. Я благодарила тех деревенских стариков, которые полюбили меня, когда я вышла замуж и жила у свекрови и свёкра. Они всегда со всей деревни собирались, чтобы разговаривать со мной наедине. Потому что проблемы с бабами были, а я гинеколог. Каждый раз мы помаленьку касались и «нижнего этажа» тоже. И они, оказывается, что-то понимали, и проблема разрешалась.
Итак, они, простые деревенские старики, иногда набирались смелости и высказывали всё точно, как это идёт. Но для них это не было грубостью. Я видела это как грубость. Для них это просто прямые слова. И вот эти слова в тот день вышли и у меня изо рта. Я только удивлялась. Старик помаленьку начал приходить в себя. У меня оставалось два дня ещё до отъезда. А чувство было такое, что я хочу уехать, я уже не хочу говорить.
Сижу у него за спиной. У меня был электромагнит с собой, обрабатываю его голову и гоняю его энергию, так, как примитивно делала когда-то. Вожу по энергетическим каналам, сосудам, почкам, мочеточникам, мочевому пузырю, гениталиям, просто вычищаю, вымываю всякую дрянь, что оттуда выходит. И резко — как будто под диафрагмой включили свет — изменились реакции нижней половины тела. Смотрю, удивляюсь. И вижу такую реакцию. Он запустил руки в брюки и начал трогать свои половые органы. Знаете, у человека восстановились самые важные чувства. И я поняла, почему грубости нужны людям, которые живут в мире денег и которые стали абсолютно безчувственными. Грубости нужны, чтобы жить, и как можно дольше. И вот эти грубости, которые я высказала, восстановили его чувства.
Когда я спрашивала у старика, почему он хочет стать здоровым (это было в первый день), знаете, что он сказал? Потому что тогда врач пропишет ему виагру. Для меня это было совсем непонятно.
Во время моего пребывания в Канаде я была в трёх домах, тоже старых людей, 80—90 лет. Выглядело это так: я вхожу, они с гордостью показывают мне всё, потому что я такая бедная крыса. А у них все стены завешаны картинами, обоев не видно. И каждая картина имеет свою историю, обязательно свою цену. Картины, живопись, я в этом не разбираюсь. Ну, хорошо, послушаю. Смотрю, конечно, а хозяин такой немножко разочарованный. Хозяин и хозяйка спрашивают, рассмотрела ли я картины. «А эту на самом главном месте не видели?» — «Видела». Так как я весьма холодно отношусь к этому, спрашивают, понимаю ли, что там? — «Понимаю». Ну тогда уже нечего спрашивать. Знаете, сплошные половые органы. И друг в друге, и над, и под, и крестом, и сколько угодно штук.
Но там была одна женщина — единственный нормальный человек. Ей было 82 года. Я откровенно у неё спрашивала: «Что, что здесь творится?» — «Господи, если бы мне в шесть лет говорили всё то, что сейчас нам говорят, я была бы счастлива всю жизнь. Потому что утоление сексуального голода у американских стариков — единственная цель в жизни». И все к этому относятся серьёзно. Потому что от этого зависит, будут эти люди жить или умрут. Это действительно серьёзная проблема. Потому что, когда они умрут, государство ведь не может доказывать, что оно самое хорошее в мире.
И вот так восстановились чувства человека. Я думаю, это не хорошо, потому что муки старика продолжаются. Но так как человек хотел этого, это произошло. А нам нужно научиться понимать, кто мы и что нам нужно. И не уничтожать свои чувства. Если человек живёт из любви, тогда будут и деньги, но тогда мы не будем муравьями. И у нас голова останется ясной и мыслящей до конца наших дней, и в следующей жизни у нас просто в этом смысле проблем уже изначально не будет.
Завтра все мы будем совершеннее.
Я хочу всех вас поблагодарить за внимание и пожелать вам вечной любви.
А теперь все, пожалуйста, встаньте и обнимите каждый трех человек — из любви.