Ложь и правда. Без зла в себе стр. 86

Например, приходит женщина, страдающая больными суставами, болями в позвоночнике и десятком прочих недугов, и первым делом спешит сообщить, какие у неё были добродетельные родители, какой у неё хороший муж, замечательные дети и необыкновенно одарённые внуки. Мне приходится сдерживаться, чтобы сразу не сказать ей: "Милая моя! Раскройте глаза! Жизнь во всём её добре и зле требует, чтобы человек жил и жил правильно, а не занимался самообманом". Страхи женщины принуждают её наносить позолоту на всё плохое, главное, чтобы никто не мог сказать плохого.
Боже правый, научи, как мне объяснить этому чересчур хорошему человеку его заблуждения! Но добрый Бог не даёт мне иной возможности - он любит правду. Он знает, что если я открою правду, то здоровье женщины заметно ухудшится, но потом значительно улучшится, и не разрешает мне солгать.
Однако пациентка явно разочарована, а дома будет разочарована ещё больше. Её чувство вины, страхи и злоба пробудятся и потребуют, чтобы их освободили. Она увидит, что ей следует во многом измениться для дома, что на работе ей из-за самой себя приходится плохо, но признаться в этом не захочет. Она ведь считала себя хорошей. Правду легко говорить злому человеку, но хорошему высказать в глаза его ошибки да так, чтобы он от услышанного не оглох, - большое искусство.
Так рассуждаю я, а она тем временем всё говорит и говорит, а думать не умеет. Жалуется на нехватку денег, но жалобами лишь усугубляет своё нездоровье, чтобы, потратив деньги на дорогие лекарства, оказаться в ещё более затруднительном материальном положении. И теперь я должна ей всё это высказать. Боже милосердный, помоги мне!
Скрывать означает лгать, независимо от того, делается ли это в защиту кого-либо или во избежание страданий. Оправданий для сокрытия правды существует столько же, сколько людей, скрывающих правду. Как-то раз, леча одного иностранца, я обнаружила первопричину его болезни в конфликте 50-летней давности. В своём святом простодушии, не учитывая того, что наши понятия не совпадают, я назвала причину, чем вызвала взрыв негодования: "Да как Вы смеете! Я даже в своей семье об этом не рассказывал, и Вам не стыдно говорить мне это в глаза!" Я была поражена понятием чести, принятым в мире чистогана.
Стыдно-то мне было, но только из-за того, что из соображения деликатности мне пришлось прикусить язык и утешать пациента ложью, мол, теперь его здоровье поправится. Мне было стыдно перед Богом.