Неустроенность жизни. Оставаться или идти стр. 36

Пришла на приём женщина — свихнувшаяся от страхов душевнобольная, которая не скрывала неустроенности своей жизни и психических диагнозов. Чем больше я рассказывала ей о её проблемах, унаследованных от родителей и которые она по собственному желанию явилась разрешить, тем более прояснялось её сознание, и к концу приёма она уже мыслила разумнее, чем любой другой человек с так называемым нормальным мышлением. Её внутренняя сердечность дышала теплом и желанием понять, но из-за своих страхов она напоминала загнанного лесного зверя. Она онемела от счастья, когда поняла душевные муки своей непутёвой, безнравственной матери, которые заставляли её бросать детей. Страдания ребёнка, покинутого матерью, не ожесточили её, поскольку она надеялась когда-нибудь выяснить, что мать вовсе не плоха.

Унаследованный от матери страх меня не любят, превратил её в душевнобольную, однако не привёл к ненависти. Ей очень хотелось знать, почему мать была такой, ведь и этому должна была быть причина. Причина оказалась в бабушке, которая своим властолюбием изничтожила своего мужа. Отец был для ребёнка дорог, но своим внешним видом и поведением вызывал у ребёнка неприязнь. Ребёнок боялся как матери, так и отца, и ушёл из дому бродить по свету в поисках любви. Собственный страх и неумение любить притягивали подобных же мужчин. В любовной страсти они зачинали детей, которых затем бросали. Позже чувство вины перед детьми возросло у матери настолько, что она предпочитала общество незнакомых людей, которые её не знали и не указывали на неё пальцем.
Женщина слушала мой рассказ с пониманием. Потихоньку глаза её приобрели блеск, безпокойство прошло. Никаких оханий и причитаний не последовало — она размышляла. Затем она рассказала, что и она оставляла детей на воспитание другим и что дочь ей этого ни за что не простит. Эта женщина призналась в сходстве со своей матерью, но со вздохом добавила, что её дочь своего сходства с матерью не признаёт и матери не простит. «Вы просите у неё прощения за свои ошибки как в мыслях, так и в делах. Вы же понимаете, как поколение за поколением вы увеличивали ошибки. Вы— центральная фигура трёх поколений, которая должна исправить ошибку»,— наставляла я. «Я уже поняла это. Сын, который к Вам приходил, дал мне послушать кассету, на которой Вы так же доходчиво объясняете судьбу его родителей и прародителей. Я точно такая же, только ещё хуже. Вы не хотели сделать больно моему сыну и не рассказали всего. Сын мне простил, я это чувствую. Но дочь не простит». Она не винила дочь, была готова исправлять свои ошибки, хотя это и очень тяжкий труд.

До неё на приёме побывала её дочь со своим ребёнком. Она оказалась очень заносчивой молодой особой, готовой вскочить и выбежать вон, лишь бы не слышать то, что может ей не понравиться. Что, любить такую мать и простить ей? Никогда! Она ещё подумает, что всё в жизни делала правильно. Я ни за что не выбрала бы себе такую мать, это просто невозможно. Она не могла понять, что означают слова: мы должны уяснить всё на этом свете либо по-глупому — набивая себе синяки и шишки, либо по-умному — учась на чужих ошибках. Всё это её личная проблема, понять которую должна только она сама.
Грустно видеть молодую женщину, которая ничего не хочет в себе менять, если ничего за это не получит. С бухты-барахты начать думать по-новому безумно трудно. Когда я сказала, что её снедает стяжательский инстинкт, она резко запротестовала. Ведь она, напротив, осталась без мужа. Воспитатели этой особы взрастили в ней прямо противоположное мировоззрение, согласно которому не миловали ни одного виновного, и эту позицию было невозможно изменить. Она считала себя действительно исключительным человеком, поскольку заявила, что отца любит превыше всего, и тем самым уход мужа не был вызван её неспособностью любить мужчину. Она была неспособна понять, что её любовь к отцу была скорее вызовом матери, которая бросила ребёнка. То была собственническая любовь — люблю тебя потому, что ты любишь меня. Так обманывают себя и других. Этим видимая сторона жизни выдаётся за единственно верную.
Эта молодая женщина была словно мученица. Красивые, благородные цели, разумное понимание собственных ошибок, желание уберечь другого человека, однако поза мученицы — мне сделали больно, и этого я простить не могу — сулит ей новые страдания, поскольку представление её закостенело. По молодости лет она ещё не познала больших кризисов. А того, что в одной из предыдущих жизней она сама бросила своих детей, она не помнит.