Вы проснулись утром с головной болью. Обратив на миг внимание на свои мысли, вы поняли бы, что в вас сидит обида, что ребёнок меня не ценит. Ведь это же страх меня не любят. Освободите злобу беседой.
Дорогая злоба ребёнок меня не любит, я прощаю тебе за то, что ты поселилась во мне. Знаю, что ты пришла научить меня понять, что ребёнок ценит меня и любит, но таит свои истинные чувства, потому что испытывает передо мной чувство вины.
Прости меня, дорогая злоба ребёнок меня не любит, за то, что я долгие годы взращивала тебя и не понимала, что чувство вины ребёнка началось с того времени, когда передо мной встал трудный выбор — рожать его или сделать аборт. Помнится, что перед сторонниками аборта я была непреклонна, хотя больше всего я боялась, что, прервав беременность, уже не смогу иметь детей.
Я была несчастна, зла и ожесточена на весь мир. Все это внедрилось в ребёнка в виде чувства вины — ведь он так хотел прийти через меня на свет именно в это трудное время. Я же, будем честными, не желала его, но страшилась боли и бездетности. Боялась оказаться неполноценной женщиной, которую муж перестанет любить.
Я думала только о себе, подсознательно относясь к ребёнку как к средству, гарантировавшему любовь мужа и появление на свет будущих детей. Отсюда и берёт начало его страх меня не любят, его потребность быть послушным и делать всё так, как нравится родителям, тогда его станут любить. В его страхе ведь частично присутствует страх смерти.
Дорогое дитя, я отдала бы всё, что угодно, лишь бы ты не думал о том, что я когда-то желала твоей смерти. Я люблю тебя, но была такая глупая и не знала, что, будучи ростом в один миллиметр, ты уже был совершенен и всеведущ. Дорогое дитя, я и сейчас ещё не умею мыслить правильно — видишь, я только что хотела купить твою любовь за все богатства мира, но тебе этого не надо. Тебе нужна свобода в любви. Как же трудно мне было это понять. Ведь мы привыкли считать семью своей собственностью. Дорогое дитя, прости меня за мои ошибки.
Знаю я и то, что чувство вины у ребёнка вызвано тем, что своим появлением на свет он причинил мне физические страдания — мне сделали разрез промежности. В то время так было принято, хотя ребёнок шёл легко и быстро. Я могла бы воспротивиться врачам, если бы умела рожать без страхов, но я не умела. Я сомневаюсь, в ребёнке ли одном причина опущения моей матки, но поскольку это связывают с родами, то и я сама причастна к этому.
Я замечала, что, слушая подобные речи, ребёнок раздражается, но что он может ощущать себя задетым, это мне и в голову не приходило. Только сейчас я поняла это. Боже милосердный, ведь я косвенно винила ребёнка и в этом, а он, сам того не сознавая, присовокупил эту вину к другим. Он говорил, что не хочет ничего слышать о таких ужасных вещах. Возможно, ему было страшно. Я и не думала, что мой разговор может его испугать. Нет, только не думать... Спокойствие, только спокойствие! Мне нужно признаться себе в том, что я должна быть честна перед собой, и осознать, что я и только я могу и обязана исправить свои ошибки.
Мой ребёнок честнее со мной, чем я с ним. Я его обвиняла, а он не возражал. Меня он не обвинял в том, что я его не люблю. Мне казалось правильным, что он думает именно так, но теперь я знаю: он не должен так думать, ведь я его люблю. От страха услышать обвинения в свой адрес по этому вопросу у меня стали путаться мысли. Я причинила своему ребёнку боль, а он лишь страдал и отворачивался в сторону, но мне это не нравится — это будит во мне чувство вины.
Я всегда хотела, чтобы люди откровенно выражали свои мысли, требовала честности как в поступках, так и в чувствах, а сама оказалась самой скрытной. Я гордилась своей честностью, однако, вместо того чтобы высказывать плохое, я стискиваю зубы, стараясь сохранить домашний покой. Требую от других того, чего сама не делаю, поскольку стесняюсь своих желаний. Ребенок испытывал печаль, я же считала его упрямым и замкнутым. Он избегал причинять мне боль, однажды, когда я тяжело заболела, дети сильно испугались, что я умру, их испуг передался мне, и я выздоровела, позже я про этот случай забыла. Я причинила ребёнку гораздо больше боли своим правом взрослого и сильного.
Дорогая злоба ребёнок меня не ценит, прости, что я не освободила тебя раньше.
Я всегда запрещала ребёнку сутулиться, ибо уважающий себя человек должен держаться прямо. Опять я лгу. На самом деле я не терплю приниженности. Я не замечала того, что ребёнок сутулится из-за чувства вины, а опущенный взор не скрывает ничего иного, кроме слёз, которые могли бы поведать следующее: «Maмa, ты меня не любишь. Ты постоянно делаешь мне больно своими обидными словами, своими вздохами, подчёркнутыми закрыванием дверей и прерванный разговором. Всем этим ты словно даёшь понять, что с такими, как я, ни к чему разговаривать по-человечески. Я не могу всего рассказать, сам себя не понимаю, я только учусь. А стоит мне что-нибудь сказать, как ты обижаешься. Правда, ты делаешь вид, будто всё в порядке, но всё равно обижаешься. Ты считаешь, что хорошо разбираешься в настроении и мыслях других, но ты не признаёшь, что и другие могут иметь своё мнение. Я не хочу, чтобы моей матери было плохо. По правде говоря, я поступаю, как и ты — ради домашнего покоя я делаю удивленное лицо, как бы говоря тем самым: «Миленькая, ты меня неправильно поняла». Я ненавижу ложь. Когда вор ворует вещь, по-моему, это лучше, чем когда скрывают чувства и дают им иное название. Тогда мне бывает очень плохо. Я люблю тебя больше всех на свете, но тебе нужны доказательства, а я не умею их тебе представить».
Дорогая злоба мой ребёнок не ценит меня, ты научила меня увидеть, что моя обиженность оседает в ребёнке, а раньше я этого не понимала. Я бывала обижена, когда узнавала, что ребёнок обращался за советом к другому, боясь подойти ко мне. Я была удручена и проливала слезы, как проливают несчастные матери, которые всё делают для ребёнка, а им на добро отвечают злом. Теперь я знаю, что это были слезы злобы. Я осуждала тех матерей, которые в обмен за свою заботу требовали от ребёнка послушания. Теперь-то я понимаю, что сама поступала так же. Обвиняла ребёнка в недоверии, хотя в душе чувствовала, что сама явилась тому причиной, однако до сих пор не попросила у него прощения. Считая себя непогрешимой, я накапливала в душе ожесточённость.
Дорогая злоба ребёнок меня не ценит, прости за то, что, растя тебя, я не сознавала, что во мне зреет желание, чтобы ребёнок признался бы в какой угодно вине и тем самым унизил бы себя передо мной.
Прости, что прощение воспринималось мной как унижение. Сейчас я понимаю, почему иной раз люди вместо прощения говорят: «Лучше умереть!» Я не сознавала, что это я должна поклониться с уважением ребёнку и просить прощения за то, что не сразу научилась понимать свои ошибки. Мне давно следовало бы увидеть себя в ребёнке как в зеркале.
Мой страх меня не любят вырос в злобу я лишена того, что я хочу, — любви ребёнка. Я прощаю себя за то, что вобрала в себя эту злобу. Сейчас я ощущаю, насколько я себе противна, а ещё прощаю себе! Да по мне розги плачут. Все-таки я ужасный человек, а снаружи такая милая и славная. Силы небесные, теперь я уже себя ругаю. Выросшая из обид злоба оборачивается вулканом против кого угодно, хорошо, что я следила сейчас за своей мыслью и поняла, что то была злоба против самой себя. Окажись в эту минуту кто-нибудь под рукой, я бы точно увидела в нём обидчика, — ведь мы, как правило, не анализируем свои мысли. Дорогая злоба ребёнок меня не любит, ты видишь, сколько я наделала ошибок, и ты видишь, что я уже кое-что начала понимать. Теперь ты можешь начать уменьшаться и покидать меня.
Дорогое тело, прости, что злобой ребёнок меня не любит я столько тебе навредила. Я была в раздражённом состоянии и раньше не понимала, что до тех пор, пока во мне сидит злоба, ребёнок не сможет подойти ко мне свободно и смело. Я была для него словно враг, чьё оружие — злоба. Если бы он был смелый и подошёл, то как я могла бы испытывать злобу? Я не умела освободить злобу, поскольку нуждалась в её уроке.
Мне очень трудно признаться себе в этом. Всё моё существо протестует. Чувствую, как тело готово осесть мешком, хочу на всё махнуть рукой. Как было бы хорошо, если за меня это сделал бы кто-нибудь другой, но я чувствую, дорогое тело, что ты считаешь иначе, чем мой глупый ум. Дожили, теперь я уже сержусь на свой ум. Раньше я стала бы винить за всё плохонькое школьное образование, русское правительство и тяжёлые времена, а теперь я знаю, что ты, дорогое тело, постоянно давало мне духовное образование, я же относилась к этому несерьёзно, как и к посещению уроков в школе.
Дорогая злоба, благодарю тебя за урок!
Всё, что человек делает, он делает для себя. Любое творчество есть прежде всего созидание самого себя.
В заключение я вам скажу те слова, которые мне часто говорили пациенты, которые вылечились от самых страшных заболеваний: «В мире нет чудес, единственное чудо — это каждодневная духовная работа с собой. А счастье заключается в том, что эта работа никогда не кончается». И я желаю вам всем именно такого счастья.
0
